в чём сходства и различия в творениях "Медный наездник" и "Песнь

Пушкинский сюжет всё еще плохо выучен. Особые работы о нем почти незаметны на фоне биографических, текстологических, историко-литературных исследовательских работ. Между тем воззвание к сюжетике, не говоря уже о ее своей значимости, посодействовало бы прояснить содержательную сторону неких текстов, найти их место в ряду других.

      Так получилось, что была обойдена вниманием Песнь о вещем Олеге, принадлежащая к числу главнейших, чуть ли не главных стихотворений Пушкина. Недоуменно-пренебрежительная и, вероятно, случайная реплика Б.В. Томашевского: Песнь о вещем Олеге кажется какой-то картинкой, никак с иным творчеством Пушкина не связанной[2]  возымела силу влиятельного вердикта. Отклоняя суждение об изолированности Песни, мы полагаемся показать, что она раскрывает собой громадный корпус текстов (вплоть до Медного наездника и Басни о золотом петушке), реально соединяемых общей сюжетной основой. Этот сквозной пушкинский сюжет фатальная встреча с мертвецом, в ясном, законченном и моделирующем виде представленный впервые в Песни, появится предметом последующего описания.

        Мотив физического, вещественного (не призрачного) движения, восстания погибшего обычно соединяется у Пушкина с мотивом возмездия; в подавляющем большинстве случаев покойник пробуждается единственно с целью покарать живого:

И шла молва в простом народе,

Что, обрываясь по ночам,

Они до утра на воле

Гуляли, мстя своим неприятелям.

(Альфонс садится на жеребца...)[3]

       И напротив: чтобы отомстить за себя, пушкинский герой обязан поначалу погибнуть. Логично, что его погибель носит часто надуманный или временный в пропповском смысле нрав: так умирают Руслан, сраженный Фарлафом, и Руслан-призрак, Мазепа, Мария Кочубей, черногорцы, отравленная царевна, странствующие на тот свет Балда, Гвидон, Стамати. Типологически близкая картина обрисована в Выстреле, где редуцированный мотив погибели метонимизирован: прострелена не голова, а шапка Сильвио ср. в Бонапарте и черногорцах. Замещение, в собственной базе метонимическое, в этой группе текстов вообщем широко употребляется, распространяется на персонажей и, как на образце Лжедмитрия отметил Р. О. Якобсон, воспринимает вид инкарнации. Добавим, что убитый перевоплощается обычно в сверстников Тазита, Наташу (Жених) и в потомков Марию Кочубей, Владимира Дубровского; ср. разные модификации последнего мотива в Русалке и Песнях западных славян. Замещение, в общем, приобщается к мотиву временной погибели, и тогда персонаж, сменяющий мертвеца, наделяется чертами сумасшествия.

        Резюмируя произнесенное, необходимо выделить, что внедрение приема надуманной погибели дозволяет выполнить сюжетную реориентацию образа: мстящая жертва Мазепа, Стамати, Евгений может перевоплотиться в злоумышленника[4], а деяние обретает симметрическое развитие.

        В качестве варианта сюжета о карающем трупе целенаправлено осматривать и сюжет о мстящей статуе, досконально проанализированный P.O. Якобсоном на материале Каменного гостя, Медного наездника и Басни о золотом петушке[5]. Загробная ревность, на которую показывает исследователь (связавший ее с биографическими обстоятельствами сватовством и свадьбой Пушкина), лишь одна из вероятных мотивировок конфликта. Совсем иные приводятся в Утопленнике, Гробовщике, Пиковой даме и большей доли других текстов. Место и значение неотклонимого мотива вины проясняются только в целостной мифологической и семантической схеме повествования.

      1. Начальный, определяющий элемент сюжетного действия нарушение одним из персонажей какой-либо нормы поведения, условия, уговора; адекватный либо же, как верховодило, результирующий момент нарушения  убийство жертвы и (либо) бесславье[6], оскорбление праха.

2. Акт возмездия предваряется всегда маркируемым внезапным движением мертвой либо безумной головы[7] мстителя. Жертва наказывает обидчика[8] помешательством, гибелью либо вселяет в него патологический кошмар, после чего обычно ворачивается в состояние неподвижности или исчезает.

3. Нарушение в принципе тождественно попытке одурачить будущее, поменять должный либо предустановленный порядок вещей, то есть судьбу. Это необыкновенно осязаемо в тех весьма бессчетных текстах, где наличествует мотив предреченной погибели. Неотвратимое исполнение предсказания полностью отождествляется с мщением. Соответственно в метафизическом плане карающий мертвец представительствует от небесного Рока. Так, к примеру, прорицанье, вычитанное волшебником в темных книгах, реализуется тогда, когда Голова посредством Руслана мстит Черномору. В той либо другой форме будущее предсказывается нарушителю в Полтаве, Борисе Годунове, Выстреле, баснях о мертвой царевне, Салтане, Балде и золотом петушке (уговор как обращенное предсказание) и в Утопленнике: Трибунал наедет, отвечай-ка; / С ним я ввек не разберусь.