Помогите прошу вас мне надо написать сжатое изложение по главе Л.Н.Толстого

Помогите прошу вас мне надобно написать сжатое изложение по главе Л.Н.Толстого Детство

С низу текст


Счастливая, счастливая, невозвратная пора детства! Как не обожать, не лелеять мемуаров о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на собственном высочайшем креслице; теснее поздно, давно выпил свою чашечку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman разговаривает с кем-нибудь, и звуки гласа ее так сладки, так вежливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Одурманенными дремотой глазами я внимательно смотрю на ее личико, и вдруг она сделалась вся малюсенькая, махонькая лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же светло видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее таковой крохотной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчишек, которые посещают в зрачках; но я пошевелился и очарование разрушилось; я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но бесполезно.
Я встаю, с ногами забираюсь и комфортно укладываюсь на кресло.
Ты вновь заснешь, Николенька, разговаривает мне maman, ты бы превосходнее шел на верх.
Я не желаю спать, мама, ответишь ей, и неясные, но сладостные грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минутку забудешься и дремлешь до тех пор, пока не разбудят. Ощущаешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно поймаешь эту руку и крепко, сильно прижмешь ее к губам.
Все теснее разошлись; одна свеча пламенеет в гостиной: maman произнесла, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я дремлю, собственной удивительной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос:
Вставай, моя душечка: пора идти почивать.
Ничьи бесстрастные взгляды не стесняют ее: она не опасается излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще сильнее целую ее руку.
Вставай же, мой ангел.
Она другой рукою берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и просыпанием; мама сидит около самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это принуждает меня вскочить, опутать руками ее шейку, придавить голову к ее груди и, задыхаясь, сказать:
Ах, милая, милая мама, как я тебя люблю!
Она усмехается своей грустной, очаровательной усмешкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
Так ты меня очень любишь? Она молчит с минутку, позже разговаривает: Гляди, всегда люби меня, никогда не запамятовай. Если не будет твоей мамы, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Она еще нежнее целует меня.
Много! и не скажи этого, голубчик мой, душечка моя! вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз слезы любви и экстаза.
После этого, как, посещало, придешь на верх и станешь перед иконами, в собственном ваточном халатце, какое удивительное чувство испытываешь, разговаривая: Спаси, Господи, папеньку и маменьку. Повторяя мольбы, которые в 1-ый раз лопотали ребяческие губа мои за возлюбленной матерью, любовь к ней и любовь к Всевышнему как-то удивительно сливались в одно чувство.
После мольбы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе просто, ясно и радостно; одни мечты гонят иные, но о чем они? Они неуловимы, но исполнены незапятанной любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, посещало, о Карле Иваныче и его горьковатой участи единственном человеке, которого я знал несчастным, и так ничтожно станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и мыслишь: Дай Бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать. Позже возлюбленную фарфоровую игрушку кролика либо собачку уткнешь в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и комфортно ей там лежать. Еще помолишься о том, чтоб отдал Бог счастия всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернешься на иной бок, мысли и мечты перепутаются, смешаются, и уснешь тихо, смирно, еще с влажным от слез личиком.
Возвратятся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две наихорошие добродетели безвинная веселость и безграничная потребность любви были единственными побуждениями в жизни?
Где те жаркие молитвы? где лучший дар те незапятнанные слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с усмешкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному ребяческому воображению.
Неуж-то жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердечко, что навеки отошли от меня слезы и экстазы эти? Неуж-то остались одни воспоминания?