Детство (Толстой) найти описание отца, мамы и самого основного героя, связать

О маме:

Матушка посиживала в гостиной и разливала чай; одной рукой она удерживала чайник, другою кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но желая она глядела внимательно, она не примечала этого, не замечала и того, что мы вошли.Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься оживить в воображении черты возлюбленного существа, что через эти мемуары, как через слезы, неясно видишь их. Это слезы воображения. Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее коричневые глаза, выражающие всегда схожую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белоснежный воротничок, теплая сухая рука, которая так нередко меня голубила и которую я так нередко целовал; но общее выражение ускользает от меня.Влево от дивана стоял ветхий британский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми прохладной водой пальчиками с приметным напряжением разыгрывала этюды dmenti. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом панталончиках и октавы могла брать только arpeggio 1. Около нее вполуоборот посиживала Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красноватым недовольным личиком, которое приняло еще более требовательное выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно поглядела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: Un, deux, trois, un, deux, trois 2, еще звучнее и властнее, чем до этого.Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по собственному обыкновению, с немецким приветствием, подошел прямо к ручке матушки. Она очнулась, тряхнула головкой, как словно желая этим движением отогнать печальные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок в то время как он целовал ее руку. Ich danke, lieber 3 Карл Иваныч, и, продолжая сказать по-немецки, она спросила: Превосходно ли почивали детки?Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от гула за роялем вовсе ничего не слыхал. Он наклонился поближе к диванчику, оперся одной рукою о стол, стоя на одной ноге, и с усмешкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал: Вы меня извините, Наталья Николаевна?Карл Иваныч, чтоб не простудить собственной голой головы, никогда не снимал красноватой шапочки, но всякий раз входя в гостиную, спрашивал на это позволения. Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, превосходно ли почивали детки? произнесла maman, подвинувшись к нему и довольно звучно.Но он вновь ничего не слыхал, прикрыл плешину красноватой шапочкой и еще милее усмехался. Постойте на минуту, Мими, сказала maman Марье Ивановне с улыбкой, ничего не слышно.Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее личико, оно делалось несоизмеримо превосходнее, и кругом всё как словно веселело. Если бы в томные минутки жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной усмешке состоит то, что нарекают красою личика: если улыбка прибавляет прелести личику, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обычно; если она портит его, то оно плохо.Поздоровавшись со мною, maman взяла обеими руками мою голову и отбросила ее вспять, потом поглядела внимательно на меня и произнесла: Ты рыдал сейчас?Я не отвечал. Она поцеловала меня в глаза и по-немецки спросила: О чем ты рыдал?Когда она собеседовала с нами дружественно, она всегда разговаривала на этом языке, который Знала в совершенстве. Это я во сне плакал, maman, произнес я, припоминая со всеми подробностями вымышленный сон и невольно содрогаясь при этой идеи.Карл Иваныч подтвердил мои слова, но умолчал о сне. Поговорив еще о погоде, разговор, в котором приняла роль и Мими, maman положила на поднос шесть кусочков сахару для некоторых знатных слуг, встала и подошла к пяльцам, которые стояли у окна. Ну, ступайте теперь к папа, детки, да скажите ему, чтобы он обязательно ко мне зашел, до этого чем пойдет на гумно.Музыка, считанье и строгие возгласы опять начались, а мы пошли к папа. Пройдя комнату, удержавшую еще от времен дедушки название официантской, мы вошли в кабинет.