как величается сказкаНа ветхих настенных часах стальной кузнец ростом с игрушечного

Как называется сказкаНа ветхих стенных часах стальной кузнец ростом с игрушечного солдатика поднял молот. Часы щелкнули, и кузнец ударил с оттяжкой молотом по малюсенькой медной наковальне. Торопливый звон посыпался по комнате, закатился под книжный шкаф и затих.

Кузнец стукнул по наковальне восемь раз, хотел стукнуть в девятый, но рука у него дрогла и повисла в воздухе. Так, с поднятой рукою, он и простоял целый час, пока не пришел срок пробить по наковальне девять ударов.

Маша стояла у окна и не оглядывалась. Если оглянешься, то нянюшка Петровна обязательно проснется и погонит почивать.

Петровна дремала на диванчике, а мать, как всегда, ушла в театр. Она танцевала в театре, но никогда не брала с собой туда Машу.

Театр был огромный, с каменными колоннами. На крыше его поднимались на дыбы чугунные лошадки. Их удерживал человек с венком на голове должно быть, сильный и мужественный. Ему удалось приостановить жарких лошадей у самого края крыши. Копыта лошадок висели над площадью. Маша представляла для себя, какой был бы переполох, если бы человек не сдержал металлических лошадок: они сорвались бы с крыши на площадь и промчались с громом и звоном мимо милиционеров.

Все последние деньки мать беспокоилась. Она приготовлялась впервые плясать Золушку и обещала взять на 1-ый же спектакль Петровну и Машу. За два денька до спектакля мать вынула из сундука изготовленный из узкого стекла махонький букет цветов. Его подарил маме Машин отец. Он был морякрм и привез этот букетик из какой-то дальной страны.

Позже Машин отец ушел на войну, потопил несколько фашистских кораблей, два раза утопал, был ранен, но остался живой. А сейчас он вновь далеко, в стране со странным заглавием "Камчатка", и возвратится не быстро, только весной.

Мать вытащила стеклянный букет и тихо произнесла ему несколько слов. Это было дивно, поэтому что ранее мама никогда не собеседовала с вещами.

Вот, шепнула мать, ты и дождался.

Чего дождался? спросила Маша.

Ты маленькая, ничего еще не разумеешь, ответила мама. Папа подарил мне этот букет и сказал: "Когда ты будешь в 1-ый раз плясать Золушку, непременно приколи его к платьицу после раута во замке. Тогда я буду знать, что ты в это время вспомнила обо мне".

А вот я и поняла, произнесла недовольно Маша.

Что ты поняла?

Все! ответила Маша и побагровела: она не обожала, когда ей не веровали.

Мать положила стеклянный букетик к для себя на стол и произнесла, чтоб Маша не смела прикасаться до него даже мизинцем, поэтому что он очень хрупкий.

В этот вечер букет лежал за спиной у Маши на столе и блестел. Было так тихо, что казалось, все спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что посиживал внизу у ворот и все посильнее белел от снега. Не почивали только Маша, отопление и зима. Маша глядела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима все сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю. И было неясно, как с такового черного неба может слетать таковой белоснежный снег. И еще было неясно, почему посреди зимы и холодов распустились у матери на столе в корзине красноватые великие цветочки. Но непонятнее всего была седая ворона. Она посиживала на ветке за окном и глядела, не подмигивая, на Машу.

Ворона ожидала, когда Петровна откроет форточку, чтоб проветрить на ночь комнату, и уведет Машу умываться.

Как только Петровна и Маша уходили, ворона взмывала на форточку, протискивалась в комнату, хватала первое, что попадалось на глаза, и удирала. Она спешила, забывала вытереть лапы о ковер и оставляла на столе мокрые следы. Петровна каждый раз, возвратившись в комнату, всплескивала руками и горланила:

Разбойница! Вновь чего-нибудь уволокла!

Маша тоже всплескивала руками и совместно с Петровной начинала торопливо отыскивать, что на этот раз утащила ворона. Почаще всего ворона таскала сахар, печенье и колбасу.

Жила ворона в заколоченном на зиму ларьке, где летом продавали мороженое. Ворона была жадная, бранчливая. Она забивала клювом в щели ларька все свои богатства, чтобы их не разворовали воробьи.

Другой раз по ночам ей снилось, словно воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей куски замерзшей колбасы, яблоковую кожицу и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона недовольно каркала во сне, а милиционер на примыкающем углу оглядывался и прислушивался. Он теснее давно слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся. Несколько раз он подходил к ларьку и, загородившись ладонями от света уличного фонаря, всматривался вовнутрь. Но в ларьке было мрачно, и только на полу белел поломанный ящик.