сочинение Моё первое сказание

Мое первое знакомство с поэзией М. И. Цветаевой

Три часа ночи, этой краткой летней ночи. Мне 16 лет. Все дремлют, я в кухне. На темной улице сияют только несколько окон. Тишь. Редкий шум машин нарушает эту тишину. Прочитала стихи Марины Цветаевой. Я все еще под их впечатлением.

Одно из стихотворений необыкновенно понятно мне на данный момент. Это стихотворение из цикла Стихи сироте. Сирота это, мне кажется, сама Марина Цветаева, которая хочет помочь самой себе.

Обнимаю тебя кругозором Гор, гранитной короною скал.

(Занимаю тебя разговором

Чтобы легче дышал, сильнее спал.)

Тема невыносимого одиночества пронизывает весь этот цикл, да и многие иные произведения Цветаевой. Мне думается, что Марина Цветаева погибла от одиночества.

Нередко в ее стихотворениях сквозит какая-то безысходность. А обращение к разным предметам? К примеру, к письменному столу: Мой письменный верный стол! Такое чувство, что стол это ее единственный друг на свете, друг, который все разумеет, которому можно доверовать все слезы, удовлетворенность, обиды, тоску, хохот.

Мой письменный верный стол!

Спасибо за то, что шел Со мною по всем маршрутам.

Меня охранял как шрам.

Она благодарит стол за то, что он есть, и одушевляет его: Да, был человек возлюблен! / И сей человек был стол.

Невзирая на то что Цветаева любила жизнь, в ее творчестве нередко звучит мотив самоубийства. В этом ей видится почти единственная возможность (не считая стихов) уйти от реальной жизни, от мглы, ужаса и одиночества: Вскрыла жилы: неостановимо, / Невосстановимо хлещет жизнь.

Цветаевская героиня нигде не ощущает себя счастливой, ее постоянно преследует одиночество: Мне совершенно все одинаково, / Где совершенно одинокой / Быть. Мне нередко бывает близко такое состояние души. Возможно, потому мне охото читать ее стихи. На 1-ый взгляд они очень сложны, трудны для понимания. Но когда ты знаешь душевную боль, тогда становится понятным ее крик крик боли. Вопль боли малыша с великими, широко открытыми очами. И тогда стихи читаются на одном дыхании, строчки становятся ординарными и ясными, а найденные поэтом слова кажутся единственно верными: Безвозвратно, неостановимо, / Невосстановимо хлещет стих.