Прочитайте эпизод разговора Дыбакова со шкилетником. Определите, кому симпатизирует автор

Прочитайте эпизод разговора Дыбакова со шкилетником. Определите, кому симпатизирует
создатель рассказа. Обоснуйте своё сужденье цитатами из текста.
Вкупе с иными ребятами я был очевидцем нечаянного разговора Дыбакова с одним
шкилетником.
Дыбаков первый секретарь партии в нашем районе, высочайший, в полувоенном кителе с
рублено прямыми плечами, в пенсне на тонком горбатом носу. Прогуливался он, заложив руки за
спину, выгнувшись, выставив грудь, украшенную затратными кармашками.
В клубе железнодорожников проходила какая-то районная конференция. Все управление
района во главе с Дыбаковым направлялось в клуб по усыпанной толченым кирпичом
дорожке. Мы, ребятишки, за отсутствием других зрелищ тоже сопровождали Дыбакова.
Нежданно он остановился. Поперек дорожки, под его хромовыми сапогами, лежал
лохмотник костяк в изношенной, очень просторной шкуре. Он лежал на толченом
кирпиче, положив бурый череп па грязные костяшки рук, смотрел снизу ввысь, как глядят
все умирающие с голоду с кроткой скорбью в противоестественно огромных очах.
Дыбаков переступил с каблука на каблук, хрустнул насыпной дорожкой, хотел было теснее
обогнуть случайные мощи, как вдруг эти мощи разжали кожистые губы, сверкнули
крупными зубами, сипяще и внятно произнесли:
Побеседуем, начальник.
Обрушилась тишь, стало слышно, как далековато за пустырем около бараков кто-то от бездельничания
тенорит под балалайку:
Превосходно тому живется, У кого одна нога, Сапогов не много надобно И портошина одна.
Аль боишься меня, начальник?
Из-за спины Дыбакова вынырнул, райкомовский труженик товарищ Губанов, как всегда с не
застёгивающимся ранцем под мышкой:
Мал-чать! Мал-чать!..
Лежащий кротко смотрел на него снизу вверх и страшно оскаливал зубы. Дыбаков движением руки
отмахнул в сторону друга Губанова.
Поговорим. Спрашивай отвечу. Перед гибелью скажи за что за что меня?.. Неужель всерьез за то, что две лошади
имел? шелестящий глас.
За это, смирно и холодно ответил Дыбаков.
И признаешься! Ну-у, заверюга
Мал-чать! подпрыгнул вновь товарищ Губанов.
И опять Дыбаков халатно отмахнул его в сторону.
Отдал бы ты рабочему хлеб за чугун?
Что мне ваш чугун, с кашей есть?
То-то и оно, а вот колхозу он нужен, колхоз готов за чугун рабочих подкармливать. Желал ты идти
в колхоз? Только правдиво!
Не желал.
Почему?
Всяк за свою свободушку стоит.
Да не свободушка причина, а лошадки. Лошадей для тебя собственных жалко. Кормил, нежил и вдруг
отдай. Принадлежности собственной жаль! Разве не так?
Доходяга помолчал, помигал печально и, казалось, даже готов был согласиться.
Отними лошадок, начальник, и остановись. Для чего же еще и животика лишать? произнес он.
А ты простишь нам, если мы отымем? Ты за спиной ножик на нас точить не станешь?
Правдиво!
Кто знает.
Вот и мы не знаем. Как бы ты с нами поступил, если б ощущал мы на тебя ножик
острый готовим?.. Молчишь?.. Сказать нечего?.. Тогда до свидания.
Дыбаков перешагнул через тощие, как палки, ноги собеседника, двинулся дальше, заложив
руки за спину, выставив грудь с затратными кармашками. За ним, брезгливо обогнув доходягу,
двинулись и остальные.
Он лежал перед нами, мальчишками, тонкий костяк и тряпье, череп на кирпичной
крошке, череп, берегущий человеческое выражение покорности, вялости и, пожалуй,
задумчивости. Он лежал, а мы осуждающе его рассматривали. Две лошади имел, кровопивец!
Ради этих лошадок стал бы точить ножик на нас. Если недруг не сдается Здорово же его
отделал Дыбаков.