трудный план 3 части рассказа Рождество НабоковаIIIПосле обеда он поехал туда,-

Трудный план 3 доли рассказа Рождество Набокова
III
После обеда он поехал туда,- в ветхих санях с высочайшей прямой спинкой. На морозе туго хлопала селезенка вороного мерина, белые веера проплывали над самой шапкой, и впереди серебряной голубизной лоснились колеи. Приехав, он просидел около часу у могильной ограды, положив томную руку в шерстяной перчатке на обжигающий сквозь шерсть чугун, и вернулся домой с ощущеньем легкого расстройства, будто там, на погосте, он был еще далее от отпрыска, чем тут, где под снегом хранились летние неисчислимые следы его прытких сандалий.
Вечером, сурово затосковав, он велел отпереть великой дом. Когда дверь с томным рыданием раскрылась и пахнуло каким-то особенным, незимним холодком из звонких железных сеней, Слепцов брал из рук охранника лампу с жестяным рефлектором и вошел в дом один. Паркетные, полы беспокойно затрещали под его шагами. Комната за комнатой наполнялись желтоватым светом; мебель в саванах казалась неизвестной; заместо люстры висел с потолка незвенящий мешок,- и громадная тень Слепцова, медлительно вытягивая руку, проплывала по стенке, по серым квадратам занавешенных картин.
Войдя в комнату, где летом жил его сын, он поставил лампу на подоконник и наполовину отвернул, разбивая для себя ногти, белые створчатые ставни, желая все равно за окном была теснее ночь. В темносинем стекле загорелось желтое пламя - чуть коптящая лампа,- и скользнуло его большое. бородатое личико.
Он сел у голого письменного стола, взыскательно, исподлобья, оглядел бледные в синых розах стенки, тесный шкап вроде конторского, с выдвижными ящиками снизу доверху, диванчик и кресла в чехлах,- и вдруг, уронив голову на стол, страстно и шумно затрясся, прижимая то губки, то мокрую щеку к прохладному пыльному дереву и цепляясь руками за последние углы.
В столе он отыскал тетради, расправилки, коробку из-под английских бисквитов с большим индийским коконом, стоившим три рубля. О нем отпрыск вспоминал, когда недомогал, сожалел, что оставил, но успокаивал себя тем, что куколка в нем, возможно, мертвая. Отыскал он и порванный сачок - кисейный мешок на раскладном обруче, и от кисеи еще пахло летом, травяным зноем.
Позже, горбясь, всхлипывая всем корпусом, он принялся выдвигать один за иным стеклянные ящики шкафа. При мерклом свете лампы шелком отливали под стеклом ровненькие ряды бабочек. Тут, в этой комнате, вон на этом столе, отпрыск расправлял свою поимку, пробивал мохнатую спинку темной булавкой, втыкал бабочку в пробковую щель меж раздвижных дощечек, распластывал, закреплял полосами бумаги еще свежайшие, мягкие крылья. Сейчас они давно высохли - лаского блестят под стеклом хвостатые махаоны, небесно-лазурные мотыльки, рыжеватые большие бабочки в темных крапинках, с перламутровым исподом, И отпрыск произносил латынь их заглавий немного картаво, с празднеством либо пренебрежением.