детство Никиты приезд гостей

Никита вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Через холодные узоры на окнах, через чудесно расписанные серебром звёзды и лапистые листья светило солнце. Свет в комнате был снежно-белый. С умывальной чашечки скользнул кролик и дрожал на стенке.

Открыв глаза, Никита вспомнил, что вчера вечерком плотник Пахом произнес ему:

Вот я её смажу да полью хорошо, а ты с утра встанешь садись и поезжай.

Вчера к вечеру Пахом, кривой и рябой мужчина, смастерил Никите, по необыкновенной его просьбе, лавку. Делалась она так:

В каретнике, на верстаке, посреди кольцом закрученных, пахучих стружек, Пахом выстрогал две дощечки и четыре ножки; нижняя доска с переднего края с носа срезанная, чтоб не заедалась в снег; ножки точёные; в верхней доске изготовлены два выреза для ног, чтоб ловчее сидеть. Нижняя доска обмазывалась коровьим навозом и три раза поливалась водой на холоде, после этого она делалась как зеркало, к верхней дощечке привязывалась верёвочка возить лавку и когда едешь с горы, то верховодить.

На данный момент лавка, окончательно, уже готова и стоит у крыльца. Пахом такой человек: Если, говорит, что я произнес закон, сделаю.

Никита сел на край кровати и прислушался в доме было тихо, никто ещё, должно быть, не встал. Если одеться в минуту, безо всякого, окончательно, мытья и тащения зубов, то через чёрный ход можно удрать на двор. А со двора на речку. Там на крутых берегах намело сугробы, садись и лети...

Никита вылез из кровати и на цыпочках прошёлся по горячим солнечным квадратам на полу...

В это время дверь приотворилась, и в комнату просунулась голова в очках, с торчащими рыжеватыми бровями, с ясно-рыжей бородкой. Голова подмигнула и произнесла:

Встаёшь, разбойник?