К чему призывает песня "враги сожгли родную хату".

Поэт Миша Исаковский написал эти свои пронзительные строчки, что называется, по жарким следам в 1945 году, когда война завершилась, и фронтовики начали возвращаться домой. А там их ожидали не только ликование по предлогу победы. А еще и слезы. У кого-то слезы радости от встречи с родными и близкими, дождавшимися своих отцов и отпрыской. А у кого-то слезы пламенея и потери тех, кому не предначертано было выжить даже в глубочайшем тылу.

Неприятели сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда сейчас идти бойцу?

Кому нести опечаль свою?

Очень многие считают эту песню народной. Вправду, своим глубочайшим ощущением и безыскусностью слов она перекликается с народными сочинениями. Сюжет катастрофического возвращения на отчизну после ратной службы был весьма распространенным в солдатской песне. Приходит вояка, отслуживший 25 лет, и обретает на месте родной хаты только развалины: матушка погибла, юная супруга состарилась, поля без мужской руки заросли бурьяном.

И дальше традиционные образы из российского эпоса - перекрестье дорог, чисто поле...

Пошел боец в глубочайшем горе

На перекресток 2-ух дорог,

Отыскал боец в дальнем поле

Травкой заросший бугорок.

Почему же так глубоко перекладывают душу такие простые слова? Поэтому что после ужасной кровопролитной войны c германским фашизмом этот сюжет повторился миллионы раз с миллионами советских людей. И чувства, охватившие героя песни, пережиты чуть ли не каждым обитателем нашей громадной страны.

Услышал я в Вашем исполнении песню, как возвратился боец с фронта, а у него никаких недалёких не оказалось, так было и у меня. Мне так же пришлось со слезами на очах выпить чарку вина в яме разбитой землянки, где погибла в бомбежку моя мать, так написал фронтовик самому известному исполнителю песни, замечательному певцу Марку Бернесу.

Стоит боец - и будто комья

Застряли в горле у него.

Произнес боец: "Встречай, Прасковья,

Героя - супруга собственного.

Накрой для гостя угощенье,

Поставь в избе широкий стол.

Собственный денек, собственный праздник возвращенья

К для тебя я праздновать пришел ..."

В первый раз стихотворение было размещено в 1946 году в журнальчике Знамя. Создатель и думать не мог, что его обыкновенные стихи могут стать песней, а песня так полюбится народу. Композитору Матвею Блантеру сочинение Исаковского показал известный поэт Александр Твардовский со словами: Замечательная песня может получиться! Как в воду смотрел: к проникновенным словам Блантер написал такую проникновенную музыку, что фактически все редактора и музыкальные, и литературные, слушавшие песню, сходились во воззреньи: творение примечательное! Но в радиоэфир не пропускали.

В общем-то хорошие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже, вспоминал позже Миша Исаковский, - прослушал, зарыдал, вытер слезы и произнес: Нет, мы не можем. Что же не можем? Не плакать? Оказывается, пропустить песню на радио не можем. Оказывается, уж очень сильным диcсонансом была песня с господствующим в то время настроением в обществе: бравурным, победным! И очень не хотелось излишний раз растравлять незаживающие раны - тогда многие были почему-то убеждены, что Победа исключает трагические песни, словно война не принесла народу страшного пламенея. Это был какой-то психоз, наваждение, - объясняет Исаковский. Стихи раскритиковали за распространение пессимистических настроений.

Никто бойцу не ответил,

Никто его не повстречал,

И только тихий летний ветер

Травку могильную качал.

Своим вторым рождением песня обязана была примечательному Марку Бернесу. В 1960-м году он решил исполнить ее на большом концерте во Дворце спорта в Лужниках. Это был истинный риск: спеть нелегальную песню, да еще на веселительном бравурном мероприятии. Но случилось чудо - после первых строчек, произнесенных речитативом глуховатым непевческим гласом артиста, 14-тысячный зал встал, наступила мертвая тишь. Это молчание продолжалось еще несколько мгновений, когда отзвучали последние аккорды песни. А позже зал взорвался овацией. И это была овация со слезами на глазах

А после того, как по собственной просьбе героя войны маршала Василия Чуйкова песня прозвучала в телевизионном Огоньке, она стала воистину народной.

Исполнение Марком Бернесом считается эталонным. Конкретно в его интерпретации песня звучит до сих пор. Но собственно меня потрясло другое выполнение Мишей Пуговкиным. Если Марк Бернес выступает в песне как рассказчик, как очевидец человеческого горя, то Миша Пуговкин ведет свое повествование от первого личика, от личика того самого солдата, что пил из горьковатой кружки вино с печалью напополам.

Мы, зрители, привыкли созидать этого примечательного артиста в смешных ролях, и малюсенько кто знает, что печаль его - настоящая, выстраданная. Теснее через два дня после начала Большой Российскей войны начинающий тогда артист Михаил Пуговкин добровольцем ушел на фронт. Служил в 1147-м стрелковом полку, разведчиком! Осенью 1942 года был тяжело ранен в ногу. Под Ворошиловградом (нынче это Луганск удивительны повороты истории!). Из-за начавшейся гангрены чуть не остался без ноги. Награжден орденом Российскей войны II ступени.