Написать краткий пересказ К.Д.Воробьёва "Гуси-лебеди"

На "идеал" не схоже даже тогда, когда пишется о схожем и ужасном. Две странички из романа "Бойцами не появляются" и две - из рассказа "Гуси-лебеди". Синцов, герой Симонова, теряет руку в боях под Сталинградом. Марьянов, герой Воробьева, утрачивает руку на операционном столе. Первый эпизод описан искусно и "хорошо": огромное количество как бы случайных деталей (во время атаки взор героя цепляется за мелочи). Позже - резкий удар по руке. Синцов глядит на "обрубленную" левую кисть, осколки кости. И - во время перевязки - стоически переносит боль ("еще полагался, что не заорет от нее"). После - будут еще рассуждения в лазарете: "На этот раз война все-таки достигнула собственного - укоротила тебя, списала! А если не хочешь смириться с этим, это сейчас твое собственное дело. " - и дальше, дальше, далее. Герой рассказа "Гуси-лебеди" тоже переносит боль по-спартански. Но Воробьев не "обрисовывает" и не "заостряет внимание". Мягкие и прохладные пальцы хирурга, ощупывающие раненую руку Марьянова, - ощущаешь, как чувствуешь и холодный пот на лбу героя, и резкую боль, и жуть, вошедшую внутрь его души, когда он сообразил, что лишился руки. И после - со вздохом и признательностью глядишь на доктора: "Хирург сморщил нос, пошевелил сединой бровей и низковато склонился к личику Марьянова. - И совсем не рука, - сказал он нежно, как ребенку, - не рука, а кисть. И к тому же - левая кисть. Ну, будьте же до конца умницей. - и запеленатыми в марлю губками поцеловал Марьянова в лоб". После 2-ух тягостных страничек Воробьева - "деревянной" кажется проза "общенародно знаменитого". Русский читатель был доверчив. Он верил, что "Солдатами не рождаются" - правда "на века". И он ничего не слышал о Воробьеве. Но дар художника (то, что и дает творенью по-истинному долгую жизнь) - это не только умение "слова ложить", не только умение "видеть и подмечать". Это умение писать словно бы "кроме слов". За многотомным творением Симонова проглядывало "сочинительство", некогда отвергнутое Воробьевым. И тем более поражает: рассказ Воробьева был написан в 1952-м, роман Симонова - в 1964-м. Зрелый Симонов и ранешний Воробьев. А ведь к 1964-му уже появится повесть "Убиты под Москвой", после которой трудно было написать о войне что-или одинаковое, и теснее имя Воробьева, творца "ошибочного" и "подозрительного", станет на долгие годы непроизносимым. Быть "до жути одиноким" - судьба избранных. Разница меж Константином Воробьевым и "разрешенной" баталистикой не сводилась к различию между прозой "лейтенантов" и прозой "военных корреспондентов". "Лейтенантов" критики нередко выстраивали в одну шеренгу, которая равнялась на Виктора Некрасова. Долю правды в таком "выпрямлении" военной прозы по "Окопам Сталинграда" отыскать можно. Но Воробьева в этой шеренге не было. Честность Некрасова и правдивость Воробьева - одной природы. Но Некрасов поближе к правде документа. Воробьев - к той художественной правде, которая была завещана русской литературе ее XIX веком. "Ночной бой. Самый трудный вид боя. Бой одиночек. Боец здесь все. Власть его неограниченна. Инициатива, смелость, инстинкт, чутье, находчивость - вот что решает финал. Тут нет массового, самозабвенного азарта дневной атаки. Нет чувства локтя. Нет "ура", облегчающего, все накрывающего, возбуждающего "ура". Нет зеленых шинелей.

О проекте

Написать краткий пересказ К.Д.Воробьёва "Гуси-лебеди"

Добро пожаловать!