короткий пересказ Паустовского Заячьи лапы

побрел в город. Ваня нес зайца сзади. Заяц совершенно притих, только иногда содрогался всем телом и конвульсивно охал. Суховей вздул над городом скопление пыли, мягкой, как пытка. В ней летал куриный пух, сухие листья и трава. Издали казалось, что над городом дымит тихий пожар. На базарной площади было очень пусто, жарко; извозчичьи лошадки дремали около водоразборной будки, и на головах у них были надеты соломенные шапки. Дед перекрестился. Не то лошадка, не то жена шут их раз

их разберет! произнес он и сплюнул. Длинно спрашивали прохожих про Карла Петровича, но никто толком ничего не ответил. Зашли в аптеку. Толстый ветхий человек в пенсне и в коротком белом халатике сердито пожал плечами и произнес: Это мне нравится! Довольно странноватый вопрос! Карл Петрович Корш специалист по ребяческим хворям теснее три года как не стал принимать пациентов. Зачем он вам? Дед, заикаясь от почтенья к аптекарю и от застенчивости, поведал про зайца. Это мне нравится!

нравится! -произнес аптекарь. Занимательные пациенты завелись в нашем городке. Это мне примечательно нравится! Он сердито снял пенсне, протер, опять нацепил на нос и уставился на деда. Дед молчал и топтался на месте. Аптекарь тоже безмолвствовал. Молчание становилось трудным. Почтовая улица, три! вдруг в сердцах кликнул аптекарь и захлопнул какую-то растрепанную толстую книгу. Три! Дед с Ваней добрели до Почтовой улицы как раз впору из-за Оки заходила высокая гроза. Ленивый гром

К ветеринарному врачу в наше село пришел с Урженского озера Ваня Малявин и принес закрученого в рваную ватную куртку маленького теплого зайца. Заяц рыдал и нередко подмигивал красноватыми от слез очами Ты что, одурел? кликнул ветеринарный врач. Быстро будешь ко мне мышей таскать, оголец! А вы не лайтесь, это заяц особый, осиплым шепотом произнес Ваня. Его дед прислал, велел врачевать. От чего врачевать-то? Лапы у него пожженные. Ветеринарный врач повернул Ваню личиком к двери, толкнул в спину и прикрикнул вслед: Валяй, валяй! Не умею я их врачевать. Зажарь его с луком деду будет закуска. Ваня ничего не ответил. Он вышел в сени, заморгал очами, потянул носом и уткнулся в бревенчатую стену. По стенке потекли слезы. Заяц тихо дрожал под засаленной курткой. Ты чего, малый? спросила Ваню милосердая бабка Анисья; она привела к ветеринарному врачу свою единственную козу.- Чего вы, сердешные, вдвоем слезы льете? Ай случилось что? Пожженный он, дедушкин заяц, произнес тихо Ваня. На лесном пожаре лапы себе пожег, бежать не может. Вот-вот, смотри, умреть. Не умреть, малый, прошамкала Анисья. Скажи дедушке собственному, нежели великая у него охота зайца выходить, пущай несет его в город к Карлу Петровичу. Ваня вытер слезы и пошел лесами домой, на Урженское озеро. Он не шел, а бегал с босыми ногами по жаркой песочной дороге. Недавнешний лесной пожар прошел стороной на север около самого озера. Благоухало гарью и сухой гвоздикой. Она великими островами росла на полянах. Заяц стонал. Ваня нашел по дороге пушистые, покрытые серебряными мягкими волосами листья, вырвал их, положил под сосенку и развернул зайца. Заяц поглядел на листья, уткнулся в них головой и затих. Ты чего, сероватый? тихо спросил Ваня. Ты бы поел. Заяц безмолвствовал. Ты бы поел, повторил Ваня, и глас его задрожал. Может, пить хочешь? Заяц повел рваным ухом и закрыл глаза. Ваня брал его на руки и побежал напрямик через лес надобно было побыстрее дать зайцу напиться из озера. Неслыханная жара стояла в то лето над лесами. С утра наплывали череды белоснежных туч. В полдень облака быстро рвались ввысь, к зениту, и на очах уносились и пропадали где-то за границами неба. Горячий ураган дул теснее две недели без передышки. Смола, стекавшая по сосновым стволам, перевоплотился в янтарный камень. Наутро дед надел незапятнанные онучи(1) и новые лапти, брал посох и кусочек хлеба и побрел в город. Ваня нес зайца сзади. Заяц совершенно притих, только изредка содрогался всем телом и конвульсивно охал. Суховей вздул над городом скопление пыли, мягенькой, как пытка. В ней летал куриный пух, сухие листья и солома. Издали казалось, что над городом дымит тихий пожар. На базарной площади было очень пусто, жарко; извозчичьи лошадки спали около водоразборной будки, и на головах у их были надеты соломенные шапки. Дед перекрестился. Не то лошадка, не то жена шут их разберет! произнес он и сплюнул. Длинно спрашивали прохожих про Карла Петровича, но никто толком ничего не ответил. Зашли в аптеку. Толстый ветхий человек в пенсне и в кратком белом халатике недовольно пожал плечами и произнес: Это мне нравится! Достаточно странноватый вопрос! Карл Петрович Корш специалист по детским хворям теснее три года как не стал принимать пациентов. Для чего он для вас? Дед, заикаясь от почтенья к аптекарю и от робости, поведал про зайца. Это мне нравится! -произнес аптекарь. Занимательные пациенты завелись в нашем городке. Это мне примечательно нравится! Он сердито снял пенсне, протер, опять нацепил на нос и уставился на деда. Дед безмолвствовал и топтался на месте. Аптекарь тоже безмолвствовал. Безмолвие становилось трудным. Почтовая улица, три! вдруг в сердцах кликнул аптекарь и захлопнул какую-то растрепанную толстую книжку. Три! Дед с Ваней добрели до Почтовой улицы как раз вовремя из-за Оки заходила высочайшая гроза. Ленивый гром потягивался за горизонтом, как заспанный силач распрямлял плечи и нехотя пот