3клрасказ белый пудель

Тесными горными дорожками, от 1-го дачного поселка до иного, пробиралась вдоль южного берега Крыма малюсенькая кочевая труппа. Впереди обычно бегал, свесив набок длиннющий розовый язык, белый пудель Арто, остриженный наподобие льва. У перекрестков он останавливался и, махая хвостом, вопросительно оглядывался вспять. По каким-то ему одному знаменитым признакам он всегда точно узнавал дорогу и, забавно болтая лохматыми ушами, кидался вскачь вперед. За собакой шел двенадцатилетний мальчик Сергей, который держал под левым локтем свернутый ковер для акробатических упражнений, а в правой нес узкую и запятнанную клетку со щеглом, наученным вытаскивать из ящика разноцветные бумажки с предсказаниями на будущую жизнь. В конце концов сзади плелся старший член труппы дедушка Мартын Лодыжкин, с шарманкой на скрюченной спине.Шарманка была древная, мучившаяся хрипотой, кашлем и перенесшая на собственном веку не один десяток починок. Играла она две вещи: унылый германский вальс Лаунера и галоп из Странствия в Китай обе бывшие в моде лет 30 40 тому вспять, но теперь всеми забытые. Не считая того, были в шарманке две предательские трубы. У одной дискантовой пропал глас; она совсем не игралась, и потому, когда до нее доходила очередь, то вся музыка начинала как бы заикаться, прихрамывать и спотыкаться. У иной трубы, издававшей маленький звук, не сразу раскрывался клапан: раз загудев, она тащила одну и ту же басовую ноту, заглушая и сбивая все иные звуки, до тех пор пока ей вдруг не приходило желание умолкнуть. Дедушка сам сознавал эти недочеты собственной машины и время от времени подмечал шутливо, но с цветом тайной тоски: Что поделаешь?.. Древний орган... простудный... Заиграешь дачники обижаются: Фу, говорят, гадость какая! А ведь пьесы были очень хорошие, популярные, но только нынешние господа нашей музыки совершенно не почитают. Им на данный момент Гейшу подавай, Под двуглавым орлом, из Торговца птиц вальс. Вновь-таки трубы эти... Носил я орган к мастеру и чинить не берется. Надобно, говорит, новые трубы ставить, а лучше всего, разговаривает, продай ты свою кислую дребедень в музей... вроде как какой-нибудь монумент... Ну, да уж хорошо! Кормила она нас с тобой, Сергей, до сих пор, бог даст и еще покормит.Дедушка Мартын Лодыжкин обожал свою шарманку так, как можно обожать только живое, недалёкое, пожалуй даже родственное существо. Свыкнувшись с ней за многие годы тяжеленной бродячей жизни, он стал, в конце концов, созидать в ней что-то одухотворенное, практически сознательное. Приключалось время от времени, что ночкой, во время ночлега где-нибудь на грязном постоялом дворе, шарманка, стоявшая на полу рядом с дедушкиным изголовьем, вдруг издавала слабенький звук, грустный, одинокий и дрожащий, точно старческий вздох. Тогда Лодыжкин тихо гладил ее по резному боку и шептал нежно: Что, брат? Жалуешься?.. А ты вытерпи...Столько же, сколько шарманку, может быть даже немного больше, он обожал собственных младших спутников в постоянных скитаниях: пуделя Арто и малюсенького Сергея. Мальчугана он брал 5 лет тому вспять напрокат у забулдыги, вдового сапожника, обязавшись за это уплачивать по два рубля в месяц. Но сапожник скоро погиб, и Сергей остался навеки связанным с дедушкой и душою и маленькими житейскими интересами.