ЕСТЬ ЛИ ВЫ ЭТОМ ТЕКСТЕ ПРОБЛЕМА Сострадания И Подмоги ????? На

ЕСТЬ ЛИ ВЫ ЭТОМ ТЕКСТЕ ПРОБЛЕМА Сострадания И Поддержки ????? На ЕГЭ был таковой текст, ну немного изменён

Вокзал был забит людьми, посиживали на чемоданах, узлах и просто на полу, разложив снедь, завтракали. Рыдали дети, усталые женщины суетились около них, успокаивали! одна кормила грудью малыша, уставясь перед собой скучающими преданными очами. В зале ожидания на фанерных жестких диванчиках спали люди, милиционер прогуливался между рядами, будил спящих, разговаривал: Не положено. Нину это изумило: почему не положено дремать?

Она вышла на привокзальную площадь, густо усеянную пестрыми пятнышками пальто, шубок, узлов; здесь тоже сидели и лежали люди целыми семьями, некоторым посчастливилось занять лавки, иные устроились прямо на асфальте, расстелив одеяло, плащи, газеты... В этой гуще людей, в этой безнадежности она ощутила себя почти счастливой все же я пищу, знаю куда и к кому, а всех этих людей война гонит в неведомое, и сколько им здесь еще посиживать, они и сами не знают.

Вдруг закричала ветхая дама, ее обокрали, около нее стояли двое мальчиков и тоже рыдали, милиционер что-то недовольно сказал ей, держал за руку, а она вырывалась и орала: Я не желаю жить! Я не хочу жить! У Нины подступили слезы как же она сейчас с детьми без денег, неуж-то ничем нельзя посодействовать? Есть таковой обычной обычай с шапкой по кругу, и когда до войны в институтах ввели плату за обучение, они у себя в Бауманском применяли его, кидали кто сколько мог. Так занесли за Сережку Самоукина, он был сиротой, а тетка подсоблять ему не могла, и он теснее собирался отчисляться. А тут рядом сотки и сотки людей, если бы каждый отдал желая бы по рублю... Но все вокруг сочувственно смотрели на вопящую даму и никто не двинулся с места.

Нина позвала мальчика поветше, порылась в сумочке, вынула сотенную бумажку, сунула ему в руку:

Отдай бабушке... И быстро вульгарна, чтоб не созидать его заплаканного лица и костистого кулачка, зажавшего деньги. У нее еще оставалось из тех средств, что отдал отец, 500 рублей ничего, до Ташкента хватит, а там Людмила Карловна, не пропаду.

У какой-то дамы из местных она спросила, далековато ли рынок. Оказалось, если ехать трамваем, одна остановка, но Нина не стала ожидать трамвая, она заскучала по движению, по ходьбе, вульгарна пешком. Надобно что-нибудь покупать, вот бы попалось сало, но на это надежды не было, и вдруг у нее мелькнула мысль: а что, если там, на рынке, она увидит Льва Михайловича! Ведь он остался, чтобы раздобыть продукты, а где же, не считая рынка, их сейчас раздобудешь? Они вкупе накупят всего и возвратятся к поезду! И не надо ей никаких капитанов и никаких иных попутчиков, еда будет спать только половину ночи, а позже принудит лечь его, а сама сядет у него в ногах, как он сидел целых пять ночей! И в Ташкенте, если он не отыщет племянницу, она уговорит мачеху взять его к для себя, а если та не согласится, она заберет брата Никитку и они поселятся где-нибудь на квартире совместно со Львом Михайловичем ничего, не пропадем!

Рынок был совершенно порожний, по нагим древесным прилавкам прыгали воробьи, выклевывая что-то из щелей, и только под навесом стояли три толсто одетые тетки, притопывая ногами в валенках, перед одной возвышалось эмалированное ведро с мочеными яблоками, другая вела торговлю картошкой, разложенной кучками, третья продавала семечки.


Она покупала два стакана семечек и десяток яблок, поискала в сумочке, во что бы их брать, хозяйка яблок достала газетный лист, оторвала половину, скрутила кулек, сложила в него яблоки. Нина здесь же, у прилавка, с жадностью съела одно, ощущая, как блаженно заполняется рот остро-сладостным соком, а женщины милосердо смотрели на нее, покачивали головами:

Господи, сущее дите... В этакую круговерть с ребенком...

Вдруг услышала перестук колес и ужаснулась, что это уводит ее поезд, прибавила шагу и теснее почти бегала, но еще издалече увидела, что те, ближние, составы все еще стоят, а означает, и ее поезд на месте.

Той старушенции с детками на привокзальной площади уже не было, наверно, ее куда-то отвели, в какое-нибудь учреждение, где посодействуют ей хотелось так мыслить, так было безмятежнее: веровать в незыблемую справедливость мира.