Прочитайте текст. Воткните пропущенные буквы, расставьте недостающие знаки препинания.

Голодная волчиха встала, чтоб идти на охоту. Ее волчата, все трое, сильно спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Она облизала их и вульгарна.

Был теснее весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от мороза, как в декабре, и чуть высунешь язык, как его начинало очень щипать. Волчиха была слабенького здоровья, мнительная; она содрогалась от мельчайшего гула и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человечьих и лошадиных следов, пни, сложенные дрова и черная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, словно за деревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом вопят собаки.

Она была уже не молода и чутье у нее ослабло, так что, приключалось, лисий след она воспринимала за собачий в иногда даже, обманутая чутьем, сбивалась с дороги, чего с нею никогда не бывало в молодости. По беспомощности здоровья она уже не охотилась на телят и больших баранов, как прежде, и теснее далековато обходила лошадок с жеребятами, а питалась одною падалью; свежее мясо ей приходилось быть очень редко, только весной, когда она, набредя на зайчиху, отнимала у нее малышей либо забиралась к мужчинам в хлев, где были ягнята.

В верстах 4 от ее логовища, у почтовой дороги, стояло зимовье. Тут жил охранник Игнат, старик лет семидесяти, который все кашлял и разговаривал сам с собой; обыкновенно ночкой он спал, а днем бродил по лесу с ружьем-одностволкой и посвистывал на зайцев. Обязано быть, ранее он служил в механиках, потому что каждый раз, до этого чем остановиться, кричал для себя: Стоп, машина! и до этого чем пойти далее: Полный ход! При нем находилась непомерная черная собака неизвестной породы, по имени Арапка. Когда она забегала далеко вперед, то он горланил ей: Задний ход! Иногда он напевал и при этом очень шатался и часто падал (волчиха думала, что это от ветра) и голосил: Сошел с рельсов!

Волчиха помнила, что летом и осенью около зимовья паслись баран и две ярки, и когда она не так издавна пробегала мимо, то ей послышалось, будто в хлеву блекли. И сейчас, подходя к зимовью, она соображала, что уже март и, судя по медли, в хлеву обязаны быть ягнята непременно. Ее изнурял голод, она размышляла о том, с какою жадностью она будет есть ягненка, и от таких идей зубы у нее щелкали и глаза светились в потемках, как два огонька.

Изба Игната, его сарайчик, хлев и колодец были окружены высочайшими сугробами. Было тихо. Арапка, обязано быть, почивала под сараем.

По сугробу волчиха взобралась на хлев и стала разгребать лапами и рожой соломенную крышу. Трава была гнилостная и рыхлая, так что волчиха чуть не провалилась; на нее вдруг прямо в рожу благоухало теплым паром и ароматом навоза и овечьего молока. Понизу, почувствовав холод, лаского заблеял ягненок. Прыгнув в дыру, волчиха упала фронтальными лапами и грудью на что-то мягкое и теплое, обязано быть, на барана, и в это время в хлеву что-то вдруг завизжало, залаяло и залилось узким, подвывающим голоском, овцы шарахнулись к стенке, и волчиха, ужаснувшись, поймала, что 1-ое попалось в зубы, и бросилась вон...

Она бежала, напрягая силы, а в это время Арапка, уже почуявшая волка, неистово выла, кудахтали в зимовье потревоженные куры, и Игнат, выйдя на крыльцо, горланил:

Полный ход! Пошел к свистку!

И свистел, как машина, и позже го-го-го-го!.. И весь этот шум повторяло лесное эхо.