98 БАЛЛОВОпишите чувства, возникшие у вас после прочтения текста.ТЕКСТ: О Чехове

98 БАЛЛОВ
Опишите чувства, возникшие у вас после чтения текста.
ТЕКСТ:
О Чехове сказано как словно все. Но пока еще малюсенько сказано о том, что оставил Чехов нам в наследие в наших нравах и как Чехов своим существованием обусловил сейчас жизнь тех, кому он дорог. Практически ничего не сказано о чувстве Чехова всегда живого и милого нам человека, о ощущенье сильном и добропорядочном.

И вот я решил статьи не писать, а обратиться к своим записям. Может быть, там где-нибудь и проскользнет то чувство Чехова, которое я не могу еще точно найти. Записи эти очень краткие. К примеру: 1950 год. Я один в доме. Лохматая собачка лает понизу. По традиции ее зовут Каштанкой.

Память получила легкий толчок и начинает восстанавливать прошедшее.

Это было осенью 1950 года. Я пришел в ялтинский дом Чехова к Марии Павловне. Ее не было, она ушла куда-то по соседству, а я остался ждать ее в доме. Старая работница провела меня на террасу.

Стояла та обманчивая и дивная ялтинская осень, когда нельзя осознать, доцветает ли весна либо расцветает прозрачная осень. За балюстрадой горел на солнце во всей собственной девственной белизне кустик каких-то цветов.

Цветочки уже осыпались от каждого веяния либо, точнее, дыхания воздуха. Я знал, что этот кустик был посажен Антоном Павловичем, и побаивался прикоснуться к нему, хотя мне и хотелось сорвать на память пусть самую жалкую веточку. В конце концов я осмелился, протянул руку к кусту и тотчас же отдернул ее: снизу, из сада, на меня залаяла лохматая рыжеватая собачка по имени Каштанка. Она отбрасывала задними лапами землю и лаяла абсолютно так, как описывал это Чехов.

Я невольно рассмеялся. Собачка села, расставила уши и прислушалась. Солнце просвечивало ее желтоватые добрые глаза.

Было тихо, тепло. Голубий солнечный дым подымался к небу со стороны моря, как широкий занавес, и за этим занавесом мощно и мужественно, в три тона, протрубил пароход.

Я услышал в комнатах глас Марии Павловны, и вдруг у меня сердечко сжалось с таковой силой, что я с трудом сдержал слезы. О чем? О том, что жизнь неумолима, что, желая бы неким людям, без которых мы почти не можем жить, она обязана бы дать если не бессмертие, то длинную жизнь, чтобы мы всегда чувствовали у себя на плече их легкую руку.

Я тут же постарался отогнать эти идеи, но горечь не проходила. Ум сказал одно, а сердечко другое. Мне казалось, что в то мгновение я дал бы половину своей жизни, чтобы услышать за дверью безмятежные шаги и покашливание давным-издавна ушедшего отсюда владельца этого дома. Давным-издавна! Со денька его погибели прошло 40 6 лет. Этот срок казался мне сразу и жалким, и нестерпимо огромным.

Пришла Мария Павловна, заговорила о Левитане, поведала, что была влюблена в него, и, рассказывая, побагровела от смущения, как девочка.

Сам не знаю почему, но, выслушав Марию Павловну, я произнес:

У каждого, обязано быть, была своя Дама с собачкой. А если не было, то непременно будет.

Мария Павловна снисходительно улыбнулась и ничего не ответила.