чем чуковскому нравилась семья житковых

Радушие семьи Житковых изумляло меня. Оно выражалось не в каких-нибудь слащавых приветствиях, а в щедром и неистощимом хлебосольстве. Прибывали какие-то неразговорчивые, пропахшие махоркой, очевидно голодные люди, и их без всяких расспросов усаживали вместе с семьёю за длиннющий, покрытый клеенкой стол и кормили тем же, что ела семья. А еда у нее была обычная, без гурманских причуд: каша, жареная скумбрия, вареная говядина. Обычно обедали молчком и даже как словно насупленно, но за чаепитием становились общительнее, и тогда появлялись бурные споры о Льве Толстом, о народничестве. Кроме литературы, в семье Житковых обожали арифметику, астрономию, физику. Неясно вспоминаю какие-то электроприборы в кабинете у Степана Васильевича. Помню составленные им учебники по математике; они кипой лежали у него в кабинете. Очень дивили меня дела, существовавшие меж Степаном Васильевичем и его сыном Борисом: то были дела 2-ух взрослых, равноправных людей. Борису была предоставлена полная воля, он делал что вздумается - так велико было убеждение родителей, что он не употребит их доверия во злобно. И действительно, он сам разговаривал мне, что не солгал им ни разу ни в чем. Раньше я никогда не видывал сходственной семьи и только потом, через несколько лет, убедился, что, в сути, то была очень обычная для того времени русская интеллигентская трудовая семья, аккуратно правдивая, чуждая какой бы то ни было лжи, взыскательная ко всякой неправде. Живо помню, с каким восхищением я, тринадцатилетний мальчик, впитывал в себя ее атмосферу.