СРОООООООООЧНО!!! Надобно СОСТАВИТЬ ПЛАН И ОЗОГЛАВИТЬ ТЕКСТ ...Шестого июня 1941 года

СРОООООООООЧНО!!! Надобно СОСТАВИТЬ ПЛАН И ОЗОГЛАВИТЬ ТЕКСТ
...Шестого июня 1941 года Семен Степанович Гейченко, музейный труженик Ленинграда, с мандатом уполномоченного Академии наук по организации Пушкинского праздничка, верховодил на Михайловской поляне. И может быть, тогда эти места, берегущие незримое пребыванье стихотворца, запали в сердечко Гейченко. Еще гремела война, когда он худой и бледноватый, после томного ранения, в кителе без погон, с пустопорожним рукавом, возвратился сюда навечно. Заповедника не было. Фашисты, отступая, сожгли дом стихотворца. В близлежащих рощах всюду мины и колючая проволка. Под трехсотлетним дубом, патриархом местных лесов, был оборудован дот. Только благодаря быстрому напору наших войск фашисты не успели повредить Святогорский монастырь, у белых стенок которого покоится останки поэта. Все тогда было в развалинах. Люди жили в земляниках. Но в начале июня 1945 года на Михайловской поляне собрался народ. Высокий, стрнмительный в движениях человек, только что назначенный начальником заповедника, читал Пушкина. Подлечивал раны музей - заповедник. В лесах, рощах вновь наметились тропки, протоптанные людьми, приходящими к Пушкину. Директор и основной хранитель Пушкиногорья из землянки перебежал в дом на краю усадьбы. Он тоже восстановлен, как дом Пушкина, домик няни и все вокруг. Раскрылось Тригорское, где у Пушкина было столько счастливых минут. Раскрылось Петровское, водчина протцов стихотворца. Поднял этажи районный центр Пушкинские Горы и перевоплотился в современный, уютный городок. И уже много раз предлагали Семену Степановичу переехать в благоустроенную квартиру, где не надо колоть дрова и топить печь, где по утрам комнаты не выстывают как у него в старом доме, где надобно ходить по воду. А он и слышать об этом не хочет. Удобства, конечно, вещь хорошая, но будет ли у него то, что ему посланно судьбой? Вечерком, когда усадьбу покидают заключительные экскурсионные группы, в Михайловском становится диковинно тихо. Окончен трудовой денек, полный хлопот и дел, связанный с великим хозяйством. Директор заповедника опять садится у окна с видом на сороть. На столе - еще одна рукопись, письма, книжки. И может быть, в этот час незримо и обыкновенно заходит сам Александр Сергеевич. Сбросив шубу, протягивает к пылающей горящей печурке озябшие руки. И у их идет беседа, начавшаяся еще тогда, когда хранителю Пушкиногорья было чуток больше сорока. И.Андроников, превосходно знавший Зёрна Степановича, подметил, что он живет в каком - то дивном, душевном состоянии пушкинского медли. Для него наш большой поэт - современник. Кажется, он знает о нем все, точно прожил с ним рядом целую жизнь. Он дышит воздухом, которым дышал Пушкин, слышит птиц, напевавших ему, лицезреет ту же сороть, те же необозримые дали, пьет воду из того же колодца, живет и работает бок о бок с отпрысками тех, кто жил рядом с Пушкиным, пел ему песни, говорил басни, поверял свои неудачи и радости.