Ребят,выручайте... какие проблемы имеются в этом тексте?????7СРОЧНО Необходимо!!!Было мне тогда

Ребят,выручайте... какие задачи имеются в этом тексте?????7
Безотлагательно Необходимо!!!
Было мне тогда всего девять лет от роду. Как-то раз в лесу, посреди глубочайшей тишины, светло и отчётливо показался мне крик: Волк бегает! (Я вскрикнул и вне себя от испуга выбежал на поляну, прямо на пашущего землю мужика.

Это был Марей наш крепостной лет пятидесяти, плотный, довольно рослый, с сильною проседью в тёмно-русой бороде. Я немножко знал его, но до того практически никогда не приключалось мне заговорить с ним. Я в детстве малюсенько общался с крепостными: эти чужие, с грубыми личиками и узловатыми руками мужчины казались мне опасными, разбойными людьми. Марей остановил кобылёнку, заслышав мой испуганный глас, и когда я, разбежавшись, уцепился одной рукой за его соху, а другою за его рукав, то он рассмотрел мой испуг.

Волк бежит! проорал я, задыхаясь.

Он вскинул голову и невольно осмотрелся кругом, на мгновенье практически мне поверив.

Что ты, какой волк, померещилось: вишь! Какому здесь волку быть! бурчал он, ободряя меня. Но я весь трясся и ещё сильнее уцепился за его зипун и, должно быть, был очень бледен. Он глядел с беспокойною усмешкою, видимо опасаясь и тревожась за меня.

Ишь ведь испужался, ай-ай! качал он головой. Полно, родный. )Ишь, малец, ай!

Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.

Полно же, ну, Христос с тобой, окстись.

Но я не крестился: углы моих губ содрогались, и, кажется, это неподражаемо его поразило. И тогда Марей протянул собственный толстый, с чёрным ногтем, запачканный в земле палец и тихонько дотронулся до вспрыгивающих моих губ.

Ишь ведь, улыбнулся он мне какою-то материнскою и длинною улыбкой, господи, да что это, ишь ведь, ай, ай!

Я сообразил в конце концов, что волка нет и что мне вопль про волка померещился.

Ну, я пойду, сказал я, вопросительно и робко глядя на него.

Ну и ступай, а я те вслед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! прибавил он, всё так же матерински мне усмехаясь. Ну, Христос с тобой, и он перекрестил меня рукою и сам перекрестился.

Пока я шёл, Марей всё стоял со собственной кобылёнкой и глядел мне вослед, каждый раз кивая головой, когда я оглядывался. И даже когда я был далековато и теснее не мог рассмотреть его лица, чувствовал, что он всё точно так же нежно усмехается.

Всё это разом мне припомнилось на данный момент, 20 лет спустя, тут, на каторге в Сибири Эта нежная материнская усмешка крепостного мужчины, его внезапное сочувствие, покачивания головой. Конечно, всякий бы ободрил ребёнка, но в той уединённой встрече случилось как бы что-то совсем иное. И только бог, может быть, видел сверху, каким глубочайшим и просвещённым человечьим ощущением было заполнено сердечко грубого, зверски невежественного человека и какая тонкая нежность таилась в нём.

И вот когда здесь, на каторге, я сошёл с нар и огляделся кругом, я вдруг почувствовал, что могу глядеть на этих злосчастных каторжников совершенно иным взором и что вдруг пропали всякий страх и всякая нелюбовь

в сердечко моём.Я пошёл, вглядываясь в встречавшиеся личика. Этот обритый и шельмованный мужчина, с клеймами на личике, хмельной, орущий свою рьяную сиплую песню, может быть, таковой же Марей.Ведь я же не могу заглянуть в его сердце.