На уроках Анна Николаевна объявила нам, что сейчас мы вручаем кисеты

На уроках Анна Николаевна объявила нам, что сейчас мы вручаем кисеты воинам. Сердечко прямо оборвалось во мне. Анна Николаевна произнесла, чтоб мы прибывали в школу вечером, а ведь вечером уезжал отец. Что же сейчас? Я, окончательно, обязан вручать кисеты, раз меня избрали делегатом, да и кисеты эти были моим длинном, но не мог же я не проводить отца.
Я разрывался на части долг и любовь тащили меня в различные стороны, и ни от того, ни от другого я не вправе был отказаться. Терзаемый, я пришел из школы домой. Лицезрев мое постное личико, бабушка здесь же выяснила причину, пригорюнилась, осознав, но в это время с улицы возвратился отец, ходивший за какими-то документами.
Не неудача! произнес он. Мы с тобой простимся дома, какая разница, на вокзале или дома, а вручить кисеты ты обязан сам.
И желая это было полурешением, быстрее даже жертвой со стороны отца, со стороны собственного в выгоду общественного, я как-то ободрился, и бабушка принялась гладить мне белую рубаху, поэтому что Анна Николаевна приказывала нам на всякий случай одеться понаряднее, так как где будет происходить праздничное вручение кисетов, пока неведомо.
Время клонилось к вечеру, солнце торопливо уходило за тополя, вернулась, отпросившись пораньше с работы, мама, и настал грустный час.
Отец снял с гимнастерки звездчатый ремень, натянул шинель и подпоясал ее этим ремнем. Позже щепетильно застегнул верхние пуговицы, надел шапку.
Я беспокойно смотрел на отца и думал, что теснее где-то лицезрел это. Конечно, это было теснее, когда началась война, я даже не понял тогда толком, что началась война. Просто не очень понимал, что это такое.
Тогда отец был в длинноватом черном пиджаке и в популярной крапчатой кепке с длинноватым козырьком. На пиджаке у него висел значок ГТО на серебряной цепочке, а за спиной зеленоватый мешок. Значок отец подарил мне тогда, а зеленоватый мешок был с ним и сейчас. Он повесил его на одно плечо, и мы присели.
Я лицезрел, как время от времени содрогалось мамино личико она желала рыдать, но не давала для себя воли, удерживалась только содрогалось личико, я лицезрел, как комкала платок бабушка и подозрительно сухо глядела на меня. Один отец был безмятежен и невозмутим. Он посиживал, задумавшись, потом встрепенулся и встал.
С господом! сказала бабушка, и отец наклонился ко мне.
Главное, победить бессилие всегда и во всем, сказал он шепотом, чтоб не услышали мама и бабушка. Главное, почувствовать себя сильным!
Я кивнул ему понимающе, и мы вышли на улицу.
На углу наши дороги расползались. Отцу, маме и бабушке надобно было к вокзалу, мне в школу.
ПРОБЛЕМУ ТЕКСТА, ОЧЕНЬ Надобно