Напишите короткое содержание рассказа Шукшина "Ноль ноль целых"

Колька Скалкин пришёл в совхозную контору брать расчёт. Директор вчера бранил Кольку за то, что он в такое горячее время  У вас постоянно горячее время! Все у вас горячее, только заработная плата прохладная. Директор написал на его заявлении: Уволить по собств. желанию. Осталось брать трудовую книгу.

За трудовой книжкой Колька и пришел.

Книжку обязан был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович, средней жирности человек, с смиренным лоснящимся личиком, белобровый, в белоснежном костюмчике. Синельников был приезжий, Колька слышал про него, что он зануда.

 Почему увольняешься?  Синельников утомилось глядел на Кольку.

 Малюсенько уплачивают.

 Сколько?

 Чего сколько?

 Сколько, ты считаешь, малюсенько?

 Шестьдесят-70 А то и меньше.

 Ну. А тебе сколько надо?

Кольку слегка заело.

 Мне-то? Три раза по столько.

Синельников не улыбнулся, не опешил такому нахальству.

 Не хватало, значит?

 Не то что не хватало, а даже совестно: руки-ноги здоровые, работать сроду не ленился, а Тьфу!  Колька много матерился по предлогу собственной заработной платы, противился, нехорошо поминал совхозное начальство, потому больше толочь воду в ступе не хотел.  Все.

 И куда?

 Счас-то? Ямы под опоры пойду рыть. На тридцать седьмой километр.

 Специальность в кармане, а ты  ямы рыть. Ты же шофер второго класса

 А что делать?

 Водку гораздо меньше пить,  Синельников все так же безразлично, вяло, без всякого энтузиазма смотрел на Кольку. Неясно было, зачем он вообщем беседует, спрашивает.

Колька уставился в смиренные, неопределённого цвета глаза Синельникова. Пошевелил ноздрями и произнес (как он позже убеждал всех) приветливо:

 Прошу на стол мою трудовую книгу. Без бюрократства. Без этих, понимаете, штучек.

 Каких это штуковин?

 Я же не на лекцию пришёл, правильно? Я за трудовой книгой пришёл.

 И лекцию не вредно слушать. Не на лекцию он пришел Водку жрать у их средств хватает, а здесь, видите ли, малюсенько уплачивают,  удивительно, Синельников и теперь никак не возбудился, не заговорил как-нибудь быстрее, что ли, злее, не нахмурился даже.  Глоты. И сосут, и сосут, и сосу-ут эту водку!.. Как не надоест-то? Очуметь же можно. Глоты злосчастные.

Такого Колька не заслужил. Он выпивал, окончательно, но так, чтоб глот, да еще злосчастный Нет, это зря. Но удивительно тоже, что не слова взбесили Кольку, а этот ровный, печальный, коровий тон, каким они говорились: как словно такой уж Колька безнадёжно нехороший, отпетый человек, что с ним утомились и не желают даже нервничать, и уж так  выговаривают что положено, но без всякой надежды.

 Да что за мама-перемать-то!  возмутился Колька.  Ты что чернил, что ли, опьянел? Чего ты пилить-то принялся? Смотри-ка, сел верхом, и давай плеть грызть. Да ты что? Для тебя что, делать, что ли, нечего, бюрократ?

Синельников выслушал все это смирно, как на собрании: он даже голову рукою подпер, как делают, сидя в президиуме и слушая привычную, необидную критику.

 Продолжай.

 Я пришел за трудовой книжкой, мне нечего продолжать. Заявление подписано? Подписано. Давай трудовую книгу.

 А хочешь, я тебе туда статью вляпаю?

 За что?  растерялся Колька.

 За буйство. За недисциплинированность Ма-а-лень-кую такую пометочку сделаю, и ты у меня здесь станцуешь краковяк,  Синельников услаждался Колькиной растерянностью, но он даже и наслаждался-то как-то печально, невыразительно. Колька, однако, взял себя в руки.