Помогите, пожалуйста, отыскать метафору, синекдоху, гиперболу, литоту, иронию, аллегорию,

Помогите, пожалуйста, отыскать метафору, синекдоху, гиперболу, литоту, иронию, аллегорию, олицетворение, анафору, эпифору, антитезу, эллипсис в тексте( если есть) Море - громадное, лениво охающее у берега, - уснуло и бездвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно соединилось там с голубым южным небом и крепко почивает, отражая в себе прозрачную ткань перистых туч, недвижных и не укрывающих собою золотых узоров звёзд. Кажется, что небо всё ниже наклоняется над морем, желая осознать то, о чём шепчут неугомонные волны, сонно всползая на сберегал.
Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в голубую пустыню над ними, грозные контуры их округлились, одетые тёплой и нежной мглой южной ночи.
Горы важно задумчивы. С их на пышноватые зеленые гребни волн упали чёрные тени и облекают их, как бы желая приостановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены - все звуки, которые нарушают сокровенную тишину, разлитую вокруг вкупе с голубым серебром блистанья луны, ещё тайной за горными верхушками.
- А-ала-ах-а-акбар!.. - тихо вздыхает Надыр-Рагим-Оглы, ветхий крымский чабан, высочайший, седоватый, сожжённый южным солнцем, сухой и разумный старик.
Мы с ним лежим на песке у огромного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, - у камня грустного, нахмуренного. На тот бок его, который обращён к морю, волны набросали тины, водных растений, и обвешанный ими камень кажется привязанным к тесной песочной полоске, отделяющей море от гор. Пламя нашего костра озаряет его со стороны, обращённой к горе, оно содрогается, и по старому камню, изрезанному нередкой сетью глубочайших трещинок, бегут тени.
Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся в том настроении, когда всё кажется прозрачным, одухотворённым, дозволяющим просачиваться в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет других желаний, не считая желания размышлять.
А море ластится к берегу, и волны звучат так нежно, точно требуют пустить их погреться к костру. Иногда в общей гармонии плеска слышится более повышенная и шаловливая нота - это одна из волн, понеустрашимее, подползла поближе к нам.
Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и задумчиво смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладошки. Лохматая баранья шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высочайший лоб, весь в маленьких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем:
- Верный господу человек идет в рай. А который не служит богу и пророку? Может, он - вот в этой пене... И те серебряные пятнышка на воде, может, он же... кто знает?
Тёмное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нём возникают халатно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за лохматых вершин гор и теперь вдумчиво льёт собственный свет на море, тихо охающее ей навстречу, на сберегал и камень, у которого мы лежим.
- Рагим!.. Расскажи сказку... - прошу я старика.
- Для чего? - спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне.
- Так! Я люблю твои басни.
- Я для тебя всё уж рассказал... Больше не знаю... - Это он желает, чтоб я попросил его. Я прошу.
- Желаешь, я расскажу тебе песню? - соглашается Рагим.
Я хочу слышать ветхую песню, и печальным речитативом, стараясь сохранить необыкновенную мелодию песни, он рассказывает.
"Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и смотря в море.
Высоко в небе блистало солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень...
А по ущелью, во тьме и брызгах, поток устремлялся навстречу морю, гремя камнями...
Весь в белоснежной пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, недовольно воя.
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях...
С кратким воплем он пал на землю и бился грудью в слабосильном гневе о твёрдый камень...
Уж ужаснулся, отполз ловко, но быстро сообразил, что жизни птицы две-три минутки...
Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи:
- Что, помираешь?
- Да, помираю! - ответил Сокол, вздохнув глубоко. - Я замечательно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я отважно бился!.. Я лицезрел небо... Ты не узреешь его так недалёко!.. Эх ты, бедняга!
- Ну что же - небо? - порожнее место... Как мне там ползать? Мне тут прекрасно... тепло и сыро!
Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти бредни.
И так помыслил: "Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет..."
Но Сокол отважный вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повёл очами...
Через сероватый камень вода просачивалась, и было душно в ущелье тёмном и благоухало гнилостью.
И кликнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы: