Помогите пожалуйста,очень срочносочинение по куску из романа "война и мир"Вследствие

Помогите пожалуйста,очень срочно
сочинение по куску из романа "война и мир"


Вследствие этого ужасного гула, шума, потребности внимания и деятельности, Тушин не испытывал ни мельчайшего досадного чувства ужаса, и идея, что его могут уничтожить либо больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось все веселее и веселее. Ему казалось, что теснее очень издавна, чуть ли не вчера, была та минутка, когда он увидел неприятеля и сделал 1-ый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему издавна знакомым, схожем местом. Несмотря на то, что он все помнил, все соображал, все делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, схожем на лихорадочный абсурд или на состояние опьяненного человека.
Из-за оглушающих со всех сторон звуков собственных орудий, из-за свиста и ударов снарядов врага, из-за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из-за вида крови людей и лошадок, из-за вида дымков врага на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и колотило в землю, в человека, в орудие либо в лошадка), из-за вида этих предметов у него в голове установился собственный умопомрачительный мир, который сочинял его удовольствие в эту минутку. Враждебные пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами издавал дым невидимый курильщик.
Вишь, пыхнул огонь, проговорил Тушин шепотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и на лево полосой относился ветром, теперь мячик жди посылать назад.
Что прикажете, ваше благородие? спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бурчал что-то.
Ничего, гранату... отвечал он.
Ну-ка, наша Матвевна, разговаривал он про себя. Матвевной представлялась в его воображении великая последняя древнего литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около собственных орудий. Красавчик и пьяница 1-ый нумер второго орудия в его мире был дядя; Тушин чаще иных глядел на него и довольствовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то вновь усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим-то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
Ишь задышала вновь, задышала, сказал он про себя.
Сам он представлялся себе громадного роста, сильным мужиком, который обеими руками швыряет французам ядра.
Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! разговаривал он, отступая от орудия, как над его головой раздался чуждый, неизвестный глас:
Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб-офицер, который изгнал его из Грунта. Он запыхавшимся гласом орал ему:
Что вы, с разума сошли? Вам два раза приказано отступать, а вы...
Ну, за что они меня?.. размышлял про себя Тушин, со страхом смотря на начальника.
Я... ничего, проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. Я...
Но полковник не договорил всего, что желал. Недалеко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошадки. Он умолк и только что желал сказать еще что-то, как еще ядро приостановило его. Он поворотил лошадка и поскакал прочь.
Отходить! Все отходить! проорал он издалека.
Солдаты засмеялись.