Скорочено гусi лебедi летять. Михайло Стельмах.(на российском)

Глава восьмая

Сыплется, осыпается листва, гнутся, горбатятся березы, вопит и усмехается через слезы осень и натрушуе опечаль по моему наболевшую душу. Уменьшился мир, померк деньки мои, а ночи так тревожат, что я просыпаюсь мокрый от слез. Мамина рука вытирает их, а глас тихо успокаивает меня:  

- Не плачь, Мишенька, не плачь, милый ... Все люди помирают. Вон видишь звезды? - показывает мне на окно, в которое заглядывает кусочек просветленного неба. - Хорошие же, как из басни вышли, а также умирают.  

- Я не желаю, чтоб помирали звезды, - разговариваю через плач и смотрю, как опять на тот клочок неба воровато наползают тучи.  

- Почти все нам не хочется, Мише, а жизнь имеет собственный путь: одни покидают ее, а 2-ые выходят на нее и все надеются чего-то наилучшего для себя ... засни, сынок.

Я засыпал на руках мамы, и в мои сны прибивалась шаткая дорога, на которую уже не выйдут мои деды, и в моих снах звезды, как и осенние листья, как и люди, падали на землю. (...)  

Учительница повела меня за собой на ту половину класса, где обучалась вторая группа.  

- Вот тут, Мише, будешь сидеть, - показала мне на трехместную парту. - Завтра приходи с ручкой, чернилами, карандашом, а книжки я для тебя на данный момент дам ...  

Домой я не шел, а летел, поэтому что, во-первых, мог повытрепываться, что мать сходу имеет школьника не первой, а 2-ой группы, по- потом нужно было сбегать в лес, - нарвать ягод бузины, надрать дубовой кожуры, а потом сварить их с ржавчиной, чтоб завтра было то чернила, которыми писали тогда. (...)

Обучался я хорошо, обучался бы, наверняка, еще лучше, чтобы было во что обуться. Когда похолодало и 1-ый ледок затянул лужи, я мчался в школу, как ошпаренный. Наверняка, только это обучило так бежать, что позже никто в селе не мог перегнать меня, чем я очень гордился. Когда, проснувшись единожды с утра, я увидел за окнами снег, все во мне похолодело: как же я сейчас пойду в школу? В доме днем жаловался не только я, но и мои предки. После завтрака папа оделся в кирею1 из грубого самодельного сукна и произнес:  

- Снег не снег, а обучаться надобно. Пойдем, Миша, в школу, - он брал меня на руки, вгорнув полами мантии, а на голову надел заячью шапку.  

- Как же ему, горопаси, без сапог? - болезненно поморщилась мать.  

- Ничего, - успокоил ее отец. - Теперь такое время, не сапоги основное.

- А че?  

- Сейчас основное - свежайшая рубашка и чистая совесть, - улыбнулся отец. - Правда, Мише?  

- Правда, - плотно прижимаюсь к папе, и мы оба под вздохи мамы покинули дом.  

По дороге люди дивились, что Панас на руках несет в школу отпрыска, некие школьники на это волшебство тыкали пальцами, а я чуток не зарыдал и из жалости, и с той радости, что отец не даст мне покинуть науку.  

Так первые деньки зимы папа заносил меня в школу, а после уроков опять заворачивал в плащ и нес домой. К этому привыкли и школьники, и учительница, и я ... Если бы сейчас спросили, какую превосходнейшую одежку пришлось мне видеть по всему свету, я, не колеблясь, ответил бы: плащ моего отца. И когда время от времени в произведениях либо пьесах я встречаю слово кирея - ко мне робко приближаются самые дорогие дни моего юношества. (...)

1. Кирея - верхний длинный суконный одежку с капюшоном.  

Глава девятая  

(...) А я взялся писать пьесу. Наверное, прочитав эти слова, не один читатель поведет правым либо левым плечом и усомнится: почему конкретно пьесу, а не стихи? На все, как произнес один философ, есть свои причины. Были они и на пьесу. (...)  

Пока я так размышлял над особенностями жанров, в доме все яснее и светлее. Вот теснее и солнце золотой пальцем постучала в мое окно, а за окном на тепло заворкувалы голуби. Пора и в школу. (...)  

А мы с Хоть какой, взявшись за руки, идем в школу, идем по тем новых маршрутах, которые остались на мартовской дороге.

И вдруг вверху над моим тоскою отозвались беспокойные звуки далеких колоколов. Мы с Хоть какой поднимаем головы к небу, к торжественно белоснежных облаков и лицезреем, как прямо из их вылетают лебеди и натрушують на дома, на землю и в душу свою лебединую песню.  

И хорошее, и удивительно, и отрадно становится мне, малому, в этом мире ...  

А лебеди летят ... над моим детством ... над моей жизнью! ..