даю 30 текст у якому опвуться рчка Днпро

Чуден Днепр при тихой погоде, когда свободно и плавно мчит сквозь леса и горы
полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Смотришь, и не знаешь, идет
либо не идет его величественная ширина, и кажется, будто весь вылит он из стекла,
и словно голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину,
реет и вьется по зеленоватому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с
высоты и опустить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ясно
отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вкупе с полевыми цветами к
водам и, наклонившись, смотрят в них и не наглядятся, и не налюбуются ясным
своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В
середину же Днепра они не смеют взглянуть: никто, не считая солнца и голубого
неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему
нет одинаковой реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все
засыпает - и человек, и зверек, и птица; а бог один величественно озирает небо и
землю и величественно сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и
освещают над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в
черном лоне собственном. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе. Темный
лес, унизанный дремлющими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, напрягаются
закрыть его желая длинною тенью своею, - напрасно! Нет ничего в мире, что бы
могло прикрыть Днепр. Синий, голубий, ходит он плавным разливом и середь ночи,
как середь денька; виден за столько вдаль, за сколько созидать может человечье
око. Нежась и прижимаясь поближе к берегам от ночного мороза, дает он по для себя
серебряную струю; и она вспыхиваете будто полоса дамасской сабли; а он,
голубий, снова уснул. Дивен и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире!
Когда же пойдут горами по небу голубые тучи, темный лес шатается до корня,
дубы трещат и молния, изламываясь меж туч, разом осветит целый мир -
ужасен тогда Днепр! Водяные бугры шумят, ударяясь о горы, и с блеском и
стоном отбегают вспять, и рыдают, и заливаются вдалеке. Так убивается старая
мама козака, выпровожая собственного отпрыска в войско. Разгульный и бодренький, едет он
на вороном жеребце, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая,
бегает за ним, хватает его за стремя, ловит удила, и разбивает над ним руки, и
заливается горючими слезами.

Бешено чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камешки на выдавшемся
берегу. И бьется об сберегал, подымаясь ввысь и опускаясь вниз, пристающая
лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда разгневался
старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей.