В тексте появляется герой, описание которого по ассоциации вызывает в памяти

В тексте возникает герой, описание которого по ассоциации вызывает в памяти образ известного литературного персонажа из традиционного творенья русской литературы XIX века. Назовите фамилию этого персонажа.

(1) Грустны и запутанны наши публичные и исторические дела... (2) Всегда передо мною гипсовая маска покойного нашего философа и критика, Н. Н. Страхова, снятая с него в гробу. (3) И когда я взглядываю на это личико человека, прошедшего в жизни нашей какою-то тенью, а не реальностью, только от того одного, что он не шумел, не кричал, не агитировал, не обличал, а сидел тихо и тихо писал книжки, у меня душа мутится... (4) Судьба Константина Леонтьева и Говорухи-Отрока... (5) Да и сколько таких. (6) Воистину прогресс наш может быть встречен словами: Morituri te salutant1 из уст философов, стихотворцев, одиночек-мыслителей. (7) Прогресс наш совершился при непременном требовании, как говорится в полицейских требованиях и распоряжениях, чтоб были убраны с глаз долой все люди с задумчивостью, пытливостью, с оглядкой на себя и происшествия. (8) С ветхой любовью к старой отчизне... (9) Боже! если бы стотысячная, пожалуй, даже миллионная толпа читающих сейчас людей в Рф с таким же вниманием, жаром, страстью прочла и обмыслила из странички в страничку Толстого и Достоевского, задумалась бы над каждым их рассуждением и каждым художественным штрихом, как это она сделала с каждою страницею Горьковатого и Л. Андреева, то сообщество наше выросло бы теснее сейчас в ужасно серьезную величину. (10) Ибо даже без всякого школьного учения, без познания географии и истории, просто раздумать только Толстого и Достоевского означает стать как бы Сократом по разуму, либо Эпиктетом, либо М. Аврелием, люди тоже не очень знавшие географию и не кончившие курса в гимназии. (11) Вся Греция и Рим насыщались только литературою: школ, в нашем смысле, совсем не было! (12) И как возросли. (13) Литература, фактически, есть природная школа народа, и она может быть единственною и достаточною школою... (14) Но, окончательно, при условии, что весь люд читает Войну и мир, а Мальву и Трое Горьковатого читают только профессионалы-любители. (15) И это было бы, окончательно, если бы критика, печать так же задыхались от волнения при возникновении каждой новейшей главы Карениной и Войны и мира, как они дословно задыхались и продолжают задыхаться при возникновении каждой вещи в 40 страничек Леонида Андреева и М. Горьковатого. (16) Одно это неравенство весов отодвинуло на 100 лет вспять русское духовное развитие, как бы вдруг в гимназиях были срезаны старшие классы и оставлены одни младшие, одна прогимназия. (17) Но откуда это? (18) Почему? (19) Как же: и Л. Андреев, и М. Горьковатый были прогрессивные писатели, а Достоевский и Толстой русские одиночки-гении. (20) Гений это так малюсенько ... (21) Достоевский, видевший все это сложение обстоятельств, желчно написал строки: И вот, в XXI столетии, при всеобщем реве ликующей толпы, блузник с сапожным ножом в руке подымается по лестнице к дивному Лику Сикстинской Мадонны: и раздерет этот Лик во имя всеобщего равенства и братства ... (22) Не надобно гениев: ибо это знать. (23) Сам Достоевский был бедняк и демократ: и в этих словах, отнесенных к будущему пиршеству равенства и братства, он произнес за век либо за два отходную будущему празднеству этого строя.