князь никита романович серебряный и лена дмитриевна 1) встреча и обеты

Проезжая верхом  по  берегу Москвы-реки,  можно  было  поверх частокола

созидать весь сад Морозова.

    Цветущие липы осеняли светлый пруд,  доставлявший дворянину в постные дни

обильную пищу.  Дальше  зеленели яблони,  вишни и  сливы.  В  некошеной травке

пролегали узкие дорожки.  День  был  жаркий.  Над  алыми цветами пахнущего

шиповника кружились золотые жуки;  в  липах жужжали пчелы;  в  травке трещали

кузнечики;  из-за  кустов  красной  смородины великие подсолнечники поднимали

широкие головы и, казалось, нежились на полуденном солнце.

    Дворянин Холодов теснее  с  час  как  почивал в  своей опочивальне.  Лена с

сенными девушками посиживала под липами на дерновой скамье,  у самого частокола.

На  ней был голубой аксамитный летник48 с  яхонтовыми пуговицами.  Широкие

кисейные рукава,  собранные в  маленькие складки,  перехватывались повыше локтя

алмазными запястьями,  или зарукавниками.  Такие же  серьги висели по  самые

плечи;  голову  покрывал кокошник49 с  жемчужными наклонами,  а  сафьянные

сапожки блистали золотою нашивкой.

    Елена казалась весела. Она смеялась и шутила с девицами.

    - Сударыня,  -  произнесла одна из них, - примерь еще вот эти запястья, они

повиднее.

    - Будет с меня примерять,  девушки,  - отвечала ласково Лена, - вот уж

битый час вы меня украшаете да укручиваете, будет с меня!

    - Вот еще только монисто надень!  Как наденешь монисто,  будешь,  право

слово, ни дать ни брать, святая икона в окладе!

    - Много, Пашенька, стыдно грех такой говорить!

    - Ну,  если не  желаешь наряжаться,  сударыня,  так не  поиграть ли нам в

горелки  либо  в  камни?  Не  желаешь  ли  рыбку  покормить либо  на  качелях

покачаться? Либо уж не спеть ли для тебя чего?

    - Спой мне,  Пашенька,  спой мне ту песню,  что ты накануне напевала, как вы

ягоды собирали!

    - И,  сударыня,  лапушка ты моя, что ж в той песне веселого! То печальная

песня, не праздничная.

    - Нужды нет; мне хочется ее слушать, спой мне, Пашенька.

    - Изволь, боярыня, если твоя такая воля, спою; только ты после не пеняй

на меня, если неравно тебе сгрустнется! Нуте ж, подруженьки, подтягивайте!

    Девушки сели в кружок, и Пашенька затянула жалобным голосом:

               Ах, кабы на цветы да не морозы,

               И зимой бы цветы расцветали;

               Ах, кабы на меня да не кручина,

               Ни о чем бы я не тосковала,

               Не сидела б я, подпершися,

               Не глядела бы я во чисто поле...

               . . . . . . . . . . . . . . . . .

               Я по сеням шла, по новым шла,

               Подняла шубку соболиную,

               Чтобы моя шубка не прошумела,

               Чтобы мои пуговки не прозвякнули,

               Не услышал бы свекор-батюшка,

               Не произнес бы собственному отпрыску,

               Собственному отпрыску, моему мужу!

    Пашенька поглядела на боярыню. Две слезы катились из глаз ее.

    - Ах,  я глупенькая! - произнесла Пашенька, - чего я наделала. Вот на свою

голову  послушалась  сударыни!  Да  и  можно  ли,  сударыня,  на  такие  песни

набиваться!

    - Охота ж для тебя и знать их!  - схватила Дуняша, быстроглазая девушка с

темными бровями.  -  Вот я так спою песню,  не твоей чета,  гляди,  коли не

развеселю боярыню!

    И,  вскочив на  ноги,  Дуняша уперла одну  руку в  бок,  другую подняла

наверх, перегнулась на сторону и, плавненько подвигаясь, запела:....