Сократить до 90 слов срочноооо!!!!!!Заключительной военной осенью я стоял на посту

Сократить до 90 слов срочноооо!!!!!!
Заключительной военной осенью я стоял на посту около пушек в небольшом разбитом польском городе. Это был 1-ый зарубежный город, который я лицезрел в собственной жизни. Он ничем не отличался от разрушенных наших городов. Меж изуродованных домов по улицам, заваленным ломью, кутило листву, бумагу, сажу. Над городом неясно стоял купол пожара. На пламенеющие развалины то и дело обрушивался артиллерийский либо минометный налет, нудили в вышине самолеты. Деньком мы заняли город, а уже к вечеру откуда-то, будто из-под земли, начали появляться люди с узлами, с чемоданами, с телегами, почаще с ребятишками на руках. Они рыдали у развалин, вытаскивали что-то из пожарищ. Ночь укрыла бескровных людей с их горем и страданиями. И только пожары укрыть не могла. Внезапно в доме, стоявшем через улицу от меня, раздались звуки органа. От дома этого при бомбежке отвалилась половина, обнажив стены с нарисованными на них сухощекими святыми и мадоннами, смотрящими через копоть голубыми скорбными очами. Я посиживал на лафете пушки с зажатым в коленях карабином и покачивал головой, слушая одинокий среди войны орган. Когда-то, после того как я послушал скрипку, мне хотелось умереть от непонятной печали и экстаза. Неразумный был. Малый был. Я так много увидел позже смертей, что не было для меня более ненавистного, окаянного слова, чем погибель. И поэтому, обязано быть, музыка, которую я слышал в детстве, переломилась во мне, закаменела, а те ее взлеты к небу, к звезде, от которых я рыдал когда-то, растворились в сердечко и стали им самим, и то, что пугало в детстве, было вовсе не страшно. Да-а, музыка та же, и я вроде тот же, и гортань мое сдавило, стиснуло, но нет слез, нет ребяческого экстаза и жалости чистой, ребяческой, из которой рождалась любовь к земле родной, к своим близким. Музыка разворачивала душу, как огнь войны разворачивал дома, обнажая то святых на стене, то постель, то качалку. Все-все обнажилось, ео всего сорваны одежды, все вывернуто грязной изнанкой, и оттого-то, видимо, ветхая музыка не рыдала, а как будто оборотилась другой ко мне стороною, звуча старым боевым кличем, звала куда-то, заставляла что-то делать, чтоб поутихли эти пожары, чтоб люди не жались к пламенеющим развалинам, чтобы зашли они под крышу в собственный дом, к близким и любимым, чтоб небо, вечное наше небо не подбрасывало взрывами. (362 слова)