Сможете сжать изложение? Бим длинно бежал. И в конце концов, еле переводя дух,

Сможете сжать изложение?

Бим длинно бегал. И наконец, еле переводя дух, пал меж рельсами, вытянув все четыре лапы, задыхаясь и тихонько скуля. Надежды не оставалось никакой. Не хотелось никуда идти, да он и не сумел бы, ничего не хотелось, даже жить не хотелось.
Когда собаки утрачивают надежду, они помирают природно тихо, без ропота, в страданиях, неизвестных миру. Не дело Бима и не в его способностях осознать, что если бы не было надежды совсем, ни одной капли на земле, то все люди тоже погибли бы от уныния. Для Бима все было проще: очень больно снутри, а друга нет, и все здесь.
Нет на земле ни единого человека, который слышал бы, как помирает собака. Собаки помирают молчком.
Ах, если бы Биму на данный момент несколько глотков воды! А так, наверно, он не встал бы никогда, если бы...
Подошла дама. Мощная, большая женщина. Видимо, она сначала поразмыслила, что Бим теснее мертв, наклонилась над ним, став на колени, и прислушалась: Бим еще дышал. Он настолько ослаб со времени прощания с другом, что ему, окончательно, нельзя было устраивать таковой прогон, какой он сделал за поездом, это глупо. Но разве имеет значение в таких случаях разум, даже у человека!
Дама взяла в ладошки голову Бима и приподняла:
Что с тобой, собачка? Ты что, Темное ухо? За кем же ты так бегал, горемыка?
У этой грубоватой на вид дамы был теплый и спокойный голос. Она спустилась под откос, принесла в брезентовой рукавице воды, опять приподняла голову Бима и поднесла рукавицу, смочив ему нос. Бим лизнул воду. Позже, в бессилии закачав головой, растянул шею, лизнул еще раз. И стал лакать. Женщина гладила его по спине. Она поняла все: кто-то возлюбленный уехал навсегда, а это ужасно, тягостно до жути сопровождать навсегда, это все одинаково что хоронить живого.
Она раскаивалась Биму:
Я вот тоже... И отца, и супруга сопровождала на войну... Видишь, Темное ухо, ветхая стала... а все не забуду... Я тоже бегала за поездом... и тоже свалилась... и просил а себе погибели... Пей, мой превосходный, пей, горемыка...
Бим выпил из рукавицы практически всю воду. Сейчас он посмотрел женщине в глаза и сходу же поверил: хороший человек. И лизал, лизал ее грубые, в трещинках, руки, слизывая капельки, падающие из глаз. Так 2-ой раз в жизни Бим вызнал вкус слез человека: 1-ый раз горошинки владельца, сейчас вот эти, прозрачные, блещущие на солнышке, густо просоленные неизбывным горем.
Женщина взяла его на руки и снесла с полотна дороги под откос:
Лежи, Черное ухо. Лежи. Я приду, и вульгарна туда, где несколько дам копались на маршрутах.
Бим глядел ей вослед мутными очами. Но позже с громадным усилием приподнялся и, шатаясь, медленно побрел за нею. Та обернулась, подождала его. Он приплелся и лег перед нею.
Владелец бросил? спросила она. Уехал? Бим вздохнул. И она сообразила