Ей было девятнадцать, а самому младшему из нас - двенадцать, и

Ей было девятнадцать, а самому младшему из нас - двенадцать, и каждый по-своему был влюблен в нее, тоненькую девочку - учительницу.
Стоял октябрь, темно и хмуро было в классе. Мы решали задачу. Задачка не выходила, казалась нелепой.
А она стояла у окна и вдруг открыла его, взяла упавший на подоконник багряный лист клена и повернулась к классу.
- Глядите, какой он благовидный! - Она высоко подняла листок, и столько ребяческого удивления было в ее очах, что мы столпились вокруг нее, как драгоценность, рассматривая увядший кленовый лист, желая до того лицезрели такие листья тысячу раз.
В классе будто посветлело, и почему-то вдруг легко осмелилась задача.
... Наступила весна. Весна 1942 года. Война грохотала далеко от нас, но она была и в нашем селе. Война жила в прямоугольниках конвертов с похоронками, в мятых треугольниках писем с фронта, она виделась в глазах наших матерей и на опухших от голода лицах детей...
Мальчики 13-ти лет, мы, оставшиеся без отцов, хорошо знали цену хлеба. А хлебом тогда была картошка. Колхоз выделил клок земли учительнице, где она могла бы высадить картошку. Но что она могла, у нее не было даже лопаты! И вот тайком от нее мы вскопали ее участок, собрали по домам картошки и посадили. Кто нас обучил этому? Не она ли сама, изо денька в день повторявшая, что нет больше радости, чем даровать удовлетворенность другим!
В сентябре мы собрали картошку и привезли ей на квартиру. Она смеялась и плакала, отрицалась и целовала нас, запятанных и усталых малюсеньких парней
А несколько дней спустя, не веруя ушам своим, мы слушали Юрку Шустряка. "Она продала картошку," - вот что говорил Юрка. Продала картошку, которую мы вырастили для нее. Юрка зарекался, что сам лицезрел, как грузили на машину картошку, как смеялась она, провожая покупателей.
Она вошла в класс. Она поздоровалась с нами, но мы ей не ответили и расселись по партам подавленные и униженные. И так три денька, а на 4-ый день мы прочитали в районной газете заметку о добропорядочном поступке учительницы Ирины Васильевны Орловой, бесплатно отдавшей лазарету 25 мешков картофеля... Днем всем классом мы просили у нее помилованье. Заключительный раз она была с нами светлым декабрьским днем. Она давала собственный заключительный урок, но не было урока, было прощание. Она читала Лермонтова и рассказывала о нем, но мы мыслили, что это последний раз, и не думали о Лермонтове. Она была в военной форме, неузнаваемо преображенная, прекрасная. А на вешалке висела ее 9 0шинель, от шинели беспокойно благоухало войной.
Погибла она в марте. Я не знаю, где ее могила. Может похоронена она просто в поле: ни холма над ней, ни монумента. Только наша память. "Учитель, перед именованием твоим..."отыскать проблемный вопрос